80 лет назад взорвали собор Александра Невского
Восемьдесят лет назад слово «безбожник» перестало быть ругательным. Наоборот, этим званием передовые строители коммунизма гордились и стремились «нести воинствующий атеизм в несознательные народные массы». Для многих крымских храмов 1930 год стал концом существования, другие же становились складами, подсобными помещениями, клубами, учреждениями. Это было логичным продолжением мощнейшей антирелигиозной кампании, проводимой советской властью.
Годом раньше на полуострове прошла первая волна закрытия храмов — первыми под раздачу попали небольшие сельские часовни и церкви. Все райисполкомы Крыма обязали в срочном порядке «устранить признаки культовых сооружений» на этих зданиях: купола, минареты, росписи и т.п. Кроме того, местным советам передавалось право выносить решение о закрытии храмов. «Пустующие часовни и церкви ликвидированы! — рапортовала газета «Красный Крым» в феврале 1929 года. — По Севастопольскому району и в самом городе разбросаны многочисленные часовни и церкви, выстроенные по поводу того или иного события… Ликвидирован Никольский собор, который будет теперь использован для культурного обслуживания моряков и красноармейцев. Ликвидируются также церкви Георгия Победоносца и Рождественская, обе переданы музейному объединению… Здание Ай-Тодорской часовни передано исполкомом Ай-Тодорскому комитету взаимопомощи для разборки и использования камня для постройки школы». В крымских деревнях высаживались настоящие десанты лекторов, комсомольские ячейки организовывали кружки безбожников. Газеты с удовольствием печатали заметки о людях, вдруг осознавших, что им не нужна религия. Публично отрекались от Бога православные, католики, мусульмане, иудеи, менониты, молокане. Через газету «Ени-Дунья» («Новый мир») около 200 мулл «объявили об отказе заниматься служением Аллаху». Дело в том, что религиозные служители были первой мишенью для репрессий. Для начала их лишали избирательных прав — это означало потерю пайка, иногда — крыши над головой, всяких легальных доходов. Публичное унижение отчаявшихся людей, впрочем, называли «хитростью, чтобы втереться в доверие».
Кстати, стоит сказать, что антирелигиозная пропаганда в сельской местности среди мусульман плоды приносила порой неожиданные — даже активисты-безбожники не могли выкорчевать из себя почтение к вере. «В ряде татарских деревень мы встречаемся с такими фактами, когда коммунисты и комсомольцы даже сами выполняют религиозные обряды или празднуют религиозные праздники. Так, в Моллоларской партячейке Джанкойского района партиец Аблямитов праздновал Уразу и совершенно забросил порученную ему работу по подготовке весеннего сева. В дер. Альма-Тархан Симферопольского района комсомолец Осман Абляй во время праздника кричал с минарета и созывал верующих в мечеть», — написал «Красный Крым» в марте 1929 г.
Своеобразной проверкой того, дозрел ли Крым, чтобы без массовых волнений пережить очередной этап закрытия и разрушения храмов, стала «колокольная кампания». Севастопольские рабочие в конце 1929 года, «признавая вред колокольного звона и потребность страны в цветном металле», потребовали от крымских властей снять все колокола в городе и районе. Власти порыв масс удовлетворили, и снятие колоколов, конечно, «по просьбам трудящихся», продолжилось в других районах. Обычно инициаторы собирали подписи малограмотных односельчан, толком даже не объясняя, зачем. Иногда пункт о единодушном решении относительно колоколов прокрадывался в решения сельских сходов и собраний. Позже появились бланки подписных листов, что ускорило темпы сбора подписей.
Обращения детей также широко обнародовались. Юные безбожники на собраниях принимали такие декларации: «Протестуем против насилия верующих родителей, преграждающих нам путь к осмысленной жизни! Будем вскрывать все проявления религиозности среди педагогов! Все учебные дисциплины должны быть пропитаны атеизмом. Организовать вербовку школьников в секции юных безбожников. Горсовет должен свести к минимуму колокольный звон, мешающий нам заниматься».
В канун религиозных праздников под антирелигиозные статьи отводились целые полосы. «Сетью кабацких и поповских очагов» назвал в своей заметке журналист «Красного Крыма» Илья Утесов симферопольские храмы, потрудившись даже пересчитать их. Так, только в той части Симферополя, которую мы сегодня называем старым городом, их было 14 — мечети, церкви, молитвенные дома, синагоги.
В феврале — марте 1930 года началось массовое закрытие храмов. Многие из них не стали проходить перерегистрацию, которой требовала власть, поскольку перспективы были слишком очевидны. В Карасубазаре (Белогорске) горисполком вообще принял резолюцию, основываясь, естественно, «на мнении трудящихся», о закрытии в городе всех культовых сооружений. Правда, вышестоящие инстанции эту слишком смелую инициативу не поддержали. Но члены общественных советов при храмах начали сами подавать заявления о ликвидации, передавая по описи имущество — как, например, это было с мечетью Аджи-Бей в Карасубазаре. Несколько недель спустя по такой же схеме закрылись здесь же еще две мечети.
Всего по Крыму в 1930 году было закрыто немало храмов. В Евпатории, например, Текие дервишей стало складом Черноморского флота, была закрыта синагога Егия-Капай, в Симферополе перестали действовать караимская кенасса, мечеть Кебир-Джами, был взорван Александро-Невский собор, Вознесенскую церковь в поселке Старый Карантин сельсовет приспособил под клуб — этот перечень очень длинный. Крым переживал тяжелое время — веру в Бога люди пытались заменить верой в идеи, в непогрешимость вождей, в партию и светлое будущее. Им нужно было верить хоть во что-то.
Годом раньше на полуострове прошла первая волна закрытия храмов — первыми под раздачу попали небольшие сельские часовни и церкви. Все райисполкомы Крыма обязали в срочном порядке «устранить признаки культовых сооружений» на этих зданиях: купола, минареты, росписи и т.п. Кроме того, местным советам передавалось право выносить решение о закрытии храмов. «Пустующие часовни и церкви ликвидированы! — рапортовала газета «Красный Крым» в феврале 1929 года. — По Севастопольскому району и в самом городе разбросаны многочисленные часовни и церкви, выстроенные по поводу того или иного события… Ликвидирован Никольский собор, который будет теперь использован для культурного обслуживания моряков и красноармейцев. Ликвидируются также церкви Георгия Победоносца и Рождественская, обе переданы музейному объединению… Здание Ай-Тодорской часовни передано исполкомом Ай-Тодорскому комитету взаимопомощи для разборки и использования камня для постройки школы». В крымских деревнях высаживались настоящие десанты лекторов, комсомольские ячейки организовывали кружки безбожников. Газеты с удовольствием печатали заметки о людях, вдруг осознавших, что им не нужна религия. Публично отрекались от Бога православные, католики, мусульмане, иудеи, менониты, молокане. Через газету «Ени-Дунья» («Новый мир») около 200 мулл «объявили об отказе заниматься служением Аллаху». Дело в том, что религиозные служители были первой мишенью для репрессий. Для начала их лишали избирательных прав — это означало потерю пайка, иногда — крыши над головой, всяких легальных доходов. Публичное унижение отчаявшихся людей, впрочем, называли «хитростью, чтобы втереться в доверие».
Кстати, стоит сказать, что антирелигиозная пропаганда в сельской местности среди мусульман плоды приносила порой неожиданные — даже активисты-безбожники не могли выкорчевать из себя почтение к вере. «В ряде татарских деревень мы встречаемся с такими фактами, когда коммунисты и комсомольцы даже сами выполняют религиозные обряды или празднуют религиозные праздники. Так, в Моллоларской партячейке Джанкойского района партиец Аблямитов праздновал Уразу и совершенно забросил порученную ему работу по подготовке весеннего сева. В дер. Альма-Тархан Симферопольского района комсомолец Осман Абляй во время праздника кричал с минарета и созывал верующих в мечеть», — написал «Красный Крым» в марте 1929 г.
Своеобразной проверкой того, дозрел ли Крым, чтобы без массовых волнений пережить очередной этап закрытия и разрушения храмов, стала «колокольная кампания». Севастопольские рабочие в конце 1929 года, «признавая вред колокольного звона и потребность страны в цветном металле», потребовали от крымских властей снять все колокола в городе и районе. Власти порыв масс удовлетворили, и снятие колоколов, конечно, «по просьбам трудящихся», продолжилось в других районах. Обычно инициаторы собирали подписи малограмотных односельчан, толком даже не объясняя, зачем. Иногда пункт о единодушном решении относительно колоколов прокрадывался в решения сельских сходов и собраний. Позже появились бланки подписных листов, что ускорило темпы сбора подписей.
Обращения детей также широко обнародовались. Юные безбожники на собраниях принимали такие декларации: «Протестуем против насилия верующих родителей, преграждающих нам путь к осмысленной жизни! Будем вскрывать все проявления религиозности среди педагогов! Все учебные дисциплины должны быть пропитаны атеизмом. Организовать вербовку школьников в секции юных безбожников. Горсовет должен свести к минимуму колокольный звон, мешающий нам заниматься».
В канун религиозных праздников под антирелигиозные статьи отводились целые полосы. «Сетью кабацких и поповских очагов» назвал в своей заметке журналист «Красного Крыма» Илья Утесов симферопольские храмы, потрудившись даже пересчитать их. Так, только в той части Симферополя, которую мы сегодня называем старым городом, их было 14 — мечети, церкви, молитвенные дома, синагоги.
В феврале — марте 1930 года началось массовое закрытие храмов. Многие из них не стали проходить перерегистрацию, которой требовала власть, поскольку перспективы были слишком очевидны. В Карасубазаре (Белогорске) горисполком вообще принял резолюцию, основываясь, естественно, «на мнении трудящихся», о закрытии в городе всех культовых сооружений. Правда, вышестоящие инстанции эту слишком смелую инициативу не поддержали. Но члены общественных советов при храмах начали сами подавать заявления о ликвидации, передавая по описи имущество — как, например, это было с мечетью Аджи-Бей в Карасубазаре. Несколько недель спустя по такой же схеме закрылись здесь же еще две мечети.
Всего по Крыму в 1930 году было закрыто немало храмов. В Евпатории, например, Текие дервишей стало складом Черноморского флота, была закрыта синагога Егия-Капай, в Симферополе перестали действовать караимская кенасса, мечеть Кебир-Джами, был взорван Александро-Невский собор, Вознесенскую церковь в поселке Старый Карантин сельсовет приспособил под клуб — этот перечень очень длинный. Крым переживал тяжелое время — веру в Бога люди пытались заменить верой в идеи, в непогрешимость вождей, в партию и светлое будущее. Им нужно было верить хоть во что-то.
26.02.2010
Источник: "Первая крымская"